В 1991 году в моих руках оказался плёночный Зенит. Мой близкий друг переехал в Америку и оставил мне камеру. Я стала снимать всё, что меня окружает и завершила очень важный проект — отсняла детство своих детей.
Фотография уже давно перестала быть увлечением. Для меня это не просто фиксация момента. Это отражение красоты, которую мы не замечаем в повседневной жизни. Прекрасное есть и в улыбке ребёнка, и в теле женщины, и даже в разбитой чашке. Главное — увидеть.
Мне нравится смотреть на мир другим взглядом. В этом мне помогают фотография и путешествия.
В 1991 году в моих руках оказался плёночный Зенит. Мой близкий друг переехал в Америку и оставил мне камеру. Я стала снимать всё, что меня окружает и завершила очень важный проект — отсняла детство своих детей.
Фотография уже давно перестала быть увлечением. Для меня это не просто фиксация момента. Это отражение красоты, которую мы не замечаем в повседневной жизни. Прекрасное есть и в улыбке ребёнка, и в теле женщины, и даже в разбитой чашке. Главное — увидеть.
Мне нравится смотреть на мир другим взглядом. В этом мне помогают фотография и путешествия.
В 1991 году в моих руках оказался плёночный Зенит. Мой близкий друг переехал в Америку и оставил мне камеру. Я стала снимать всё, что меня окружает и завершила очень важный проект — отсняла детство своих детей.
Фотография уже давно перестала быть увлечением. Для меня это не просто фиксация момента. Это отражение красоты, которую мы не замечаем в повседневной жизни. Прекрасное есть и в улыбке ребёнка, и в теле женщины, и даже в разбитой чашке. Главное — увидеть.
Мне нравится смотреть на мир другим взглядом. В этом мне помогают фотография и путешествия.